[Мифическая личность]

Пишет  denis_ufa:

СОВЕТСКАЯ НОМЕНКЛАТУРА: МИФЫ И РЕАЛЬНОСТЬ
Уфимский мозговой центр расширяет круг авторов!
Встречайте - первый материал от Рустема ЛАТЫПОВА, кандидата политических наук.

СОВЕТСКАЯ НОМЕНКЛАТУРА: МИФЫ И РЕАЛЬНОСТЬ

Ругнуть российского чиновника – будь то к месту и не к месту, – давно стало своеобразным правилом «хорошего тона» в отечественной журналистике, литературе, научных сочинениях и риторике «кухонных вольнодумцев». Тот, кто знаком с русской литературой, хотя бы в рамках «гимназического» курса, наверняка согласится, что эта традиция имеет глубокие корни, уходящие в недра российской культурной традиции. Российское общество ненавидело гоголевских городничих, презирало Акакиев Акакиевичей и смеялось над «товарищами огурцовыми» из фильмов Эльдара Рязанова.

Между тем российское чиновничество представляет собой сложный, во многом противоречивый феномен, не получивший должной научной и культурологической оценки. Как отмечал Л. Гумилев, «русские этнографы XIX в. приложили немало усилий для изучения, скажем, быта олонецких крестьян, а вот об особенностях быта петербургского чиновничества мы можем судить только по произведениям Гоголя». Хотя, по словам известного русского философа и социолога Александра Зиновьева, именно аппарат управления, а не экономическая система в течение веков задавали вектор развития российской государственности. В течение 70 лет советского периода российской истории ее административный класс развивался в форме так называемой «номенклатуры». В сочинениях публицистов и даже научных трудах советская номенклатура обросла множеством мифов, содержание которых весьма далеко от истины. Однако сегодня нам необходимо объективное понимание ее генезиса и эволюции, поскольку по данным статистики подавляющее большинство высшего российского чиновничества и даже бизнес-элиты имеет номенклатурные корни или являются прямыми потомками номенклатуры во втором поколении.

Планы и реальность

Великая Октябрьская социалистическая революция сопровождалась беспрецедентной в истории сменой правящих элит. Идеологически Советская Россия строилась на отрицании политического и административного опыта императорской России и стран буржуазного Запада. С одной стороны, это позволило молодому государству вырваться из порочного круга «догоняющего развития», и предоставило исторический шанс стать лидерами эволюционного процесса государственного строительства. С другой стороны, в состав новой элиты было включено достаточное количество представителей старого административного класса, благодаря которым лучшие традиции и опыт царского бюрократического аппарата превратились в качественный строительный материал для конструирования новой системы государственного управления.
Официальной идеологией взявшей власть партии большевиков был марксизм в его наиболее ортодоксальной форме. Согласно доктрине марксизма, государство как политический институт вместе с бюрократическим аппаратом должно было быть уничтожено в ходе пролетарской революции, и уступить место тем или иным формам самоорганизации трудящихся. Одним из первых законодательных актов новой власти стал «Декрет об уничтожении сословий и гражданских чинов» – подписанный 23 ноября (по новому стилю) 1917 года, он отменял все существовавшие ранги государственной службы.

По мнению Ленина, политическое значение кадровой политики буржуазного государства заключается в том, что «мелкая буржуазия привлекается на сторону крупной и подчиняется ей в значительной степени посредством этого аппарата, дающего верхним слоям крестьянства, мелких ремесленников, торговцев и проч. сравнительно удобные, спокойные и почетные местечки, ставящие обладателей их над народом». Такой ход событий вынуждает революцию концентрировать все силы разрушения против государственной власти, вынуждает поставить задачей не улучшение государственной машины, а разрушение, уничтожение ее».

Однако с первых же дней советской власти большевистская верхушка на практике осознала всю утопичность подобных замыслов – построение государства с планово-директивной экономикой и мощной системой социальной защиты граждан требовали не ликвидации, а увеличения бюрократического аппарата. Отчасти смирившись с бюрократией как с неизбежным «злом», Ленин тем не менее считал его временным для государства победившего пролетариата явлением. Такие же настроения господствовали и в среде рядового актива партии, которые полагали, что административные обязанности не должны становиться профессией – по крайней мере, в течение длительного времени исполняться одним и тем же лицом. В резолюции X съезда РКП(б), проходившего в марте 1921 года, зафиксировано решение «начать систематическое осуществление постановлений еще VIII съезда партии об откомандировании к станку и плугу работников, долго бывших на советской или партийной работе, причем они должны быть поставлены в обычные условия жизни рабочих». Заработная плата совслужащего не должна была превышать средней заработной платы рабочего.

Проза жизни

Однако реальные политические процессы были обусловлены не лозунгами партийных идеологов, а развивались по объективным законам развития сложных социальных систем. Усложнение структуры индустриальных обществ XX столетия, особенно в условиях национализации экономики Советской России, объективно усиливали роль отнюдь не Советов, а бюрократического аппарата, который становился самостоятельной политической силой. Именно благодаря бюрократическому аппарату и кадровой политике, используемой как организационное оружие, занимавший изначально не самый влиятельный в партийной иерархии пост генерального секретаря Сталин в борьбе за «ленинское наследство» вышел победителем в политическом поединке с гораздо более авторитетными и высокопоставленными политическими фигурами – Троцким, Бухариным, Зиновьевым, Каменевым, Радеком, составлявшими ядро «ленинской гвардии». Уже в 1920 году Сталин прекрасно отдавал себе отчет, что «страной управляют на деле не те, которые выбирают своих делегатов в парламенты при буржуазном порядке или на съезды Советов при советских порядках. Нет. Страной управляют фактически те, которые овладели на деле исполнительными аппаратами государства, которые руководят этими аппаратами».

Подбор и расстановка партийных и советских кадров (так называемые Учраспред и в меньшей степени Орготдел) входили в должностные обязанности «генерального секретаря» – изначально малозначимой должности в партийной иерархии. Объем кадровой работы Оргбюро был невелик: по данным французского политолога Доминика Кола, в период с апреля по ноябрь 1919 года он составил всего 544 дела. Но оно функционирует параллельно со специальным органом – отделом по учету и распределению, Учраспредом. Если в период с апреля по ноябрь 1919 года этот отдел обеспечил 2200 назначений, то за период с апреля 1920 года по февраль 1921 года – уже 40 тысяч. К марту 1922 года Учраспред располагает 26500 учетными карточками активистов и занимается распределением нескольких сотен тысяч коммунистов. Из этих кадровых картотек («номенклатур») возникло новое понятие – «номенклатура», под которым стали понимать не просто реестры должностей, а целую систему планирования, подбора, расстановки, продвижения, воспитания и обучения кадров, сформировавшую новую административную элиту СССР. Взяв на себя всю полноту власти над Учраспредом, Сталин сохранит ее за собою вплоть до своей смерти в 1953 году.

Комплект для сборки

Будучи прирожденным организатором, Сталин, в отличие от представителей старой «ленинской гвардии», прекрасно понимал, что успех дела зависит не от социального происхождения, а от компетенции и деловых качеств руководителя. К тому же, как правило, профессиональные революционеры-подпольщики и деятели, вернувшиеся из эмиграции, по своим морально-психологическим качествам не подходили для работы в аппарате – и более того, сами не желали становиться чиновниками и хозяйственниками. Поэтому Сталиным сразу же был взят курс на привлечение в формирующийся новый государственный аппарат «старых специалистов». Штат государственного аппарата пополнялся бывшими служащими, прошедшими собеседование и проверку на политическую лояльность советской власти. В Наркомземе «бывших» было 58,8%, Наркомздраве – 60,9%... Да что там, даже в ВЧК их численность достигала 36,8%, а в НКВД – 46,2%! Можно отчасти согласиться с мнением Александра Зиновьева о том, что русская революция по своей социальной сущности была революцией чиновничьей – не только в том смысле, что чиновник становился новым господином общества, но и в том, что все граждане превращались в потенциальных и актуальных служащих государства: «Хотел бы я знать, что случилось бы с Марксом, доживи он до этих лет, если бы он узнал, что самый огромный вклад в дело подготовки его коммунистического рая сделал русский царь Николай I, до необычайных высот развивший чиновничье-бюрократический строй России, а наиболее адекватным воплощением его идей явилось чиновничье-бюрократическое общество Советской России?!»

Этот процесс не остался вне поля зрения политического противника Сталина, Льва Троцкого: «Подавляющее большинство старшего поколения нынешней бюрократии стояло во время Октябрьской революции по другую сторону баррикады <…> или в лучшем случае, в стороне от борьбы», отмечал он.

Кадры решают все

В итоге уже к концу 20-х ближайшие соратники Ленина оказались в полном одиночестве на партийных съездах, изолированными от реальных рычагов власти в государственном аппарате, армии и правоохранительных органах в окружении враждебно к ним настроенных представителей молодой сталинской номенклатуры. В результате политического поражения Троцкий был выслан из СССР, а дискуссии с остальными плавно переместились из дворцов съездов в залы суда. «Свинцовый зад бюрократии перевесил голову революции. Такова разгадка советского Термидора» – в такой экспрессивной форме признал свое политическое поражение Троцкий. С другой стороны, именно Троцкий, анализируя причины политической победы Сталина, в своей работе «Преданная революция» дал весьма точную оценку роли кадровой политики в формировании политического режима в СССР. «Пресловутый лозунг “Кадры решают все” гораздо откровеннее, чем сам Сталин, характеризует природу советского общества», писал он. Однако при этом Троцкий, очевидно, не знакомый с работами Макса Вебера, так и не понял, что бюрократизация советского государства и появление номенклатуры являются не следствием «спада мирового рабочего движения», а объективной необходимостью – необходимостью рационализации организации управления большими массами людей, тем более важными в СССР в условиях плановой экономики и предстоящей социалистической модернизации. Здесь трудно не согласиться с мнением Й. Шумпетера, считавшего, что «советские лидеры, и прежде всего Троцкий, ловко сумели превратить этот жупел (бюрократию – Л.Р.) в козла отпущения. Справедливо рассчитывая на доверчивость публики, – как у себя в стране, так и за рубежом, – они попросту списали на “бюрократию” все, что, по их мнению, было в России далеким от совершенства».
Сталин описал структуру сложившегося бюрократического аппарата следующим образом: «В составе нашей партии, если иметь в виду ее руководящие слои, имеется около 3 – 4 тысяч высших руководителей. Это, я бы сказал, генералитет нашей партии. Далее идут 30 – 40 тысяч средних руководителей. Это – наше партийное офицерство. Далее идут 100 – 150 тысяч низшего партийного командного состава». Речь шла и о постах, на которые кандидаты назначались, и о выборных должностях. В последнем случае номенклатурные списки позволяли контролировать выборы, результаты которых должны были легитимизировать партийные решения. Самые важные и самые престижные посты входили в номенклатуру Центрального Комитета партии, насчитывавшую, по оценочным данным, 40 тысяч. В Москве список должностей, относящихся к компетенции горкома партии, включал в 1958 году 17 тысяч названий.

Однако в период правления Сталина в Советской России, помимо номенклатуры, возник еще один феномен кадровой политики – «выдвиженчество». Выдвиженец – это элемент в структуре власти сталинского периода, а выдвиженчество – один из способов управления страной. В современной государственной кадровой политике России и стран Запада такое явление больше не встречается. Резкие немотивированные возвышения ничем не проявивших себя молодых людей имеют место (вспомним назначение 30-летнего Бориса Немцова по протекции «семьи» Ельцина губернатором Нижегородской области), но, как правило, это объясняется родственными и иными неформальными связями, и дальнейшая карьера таких «назначенцев» слабо зависела от эффективности их деятельности на предыдущем посту.
Выдвиженцы сталинского периода ставились в иные условия. Их дальнейшая карьера, а нередко и жизнь зависели от выполнения поставленной задачи. Порой действовать им приходилось «на грани возможного», но те, кто в тяжелейших условиях добивался результата, становились действительно руководителями мирового уровня.

Критика или непонимание?

Административная реформа государственного управления, проводимая в Российской Федерации, и поиск путей оптимизации отечественной системы государственной гражданской и муниципальной службы, делают актуальной проблему анализа мирового опыта организации работы государственного управленческого аппарата. Однако помимо хорошо зарекомендовавших себя зарубежных моделей, нельзя забывать и об отечественном опыте, апробированном в российских условиях, а потому особенно ценном как в плане позитивных, так и негативных последствий его применения. В частности, большой научный и прикладной интерес представляет анализ «номенклатурных» принципов государственной кадровой политики, характерных для советского периода развития управленческого аппарата страны.
К сожалению, в 90-е годы, благодаря прежде всего позиции СМИ, в массовом сознании понятие «номенклатура» стало восприниматься немногим лучше, чем «ГУЛАГ», став нарицательным стереотипом всех возможных пороков государственной бюрократии.

Сегодня острую критику номенклатурной системы можно услышать и «справа», и «слева». В общем и целом она не выходит за рамки парадигмы, предложенной М. Джиласом в книге «Новый класс» и М. Восленским в нашумевшей работе «Номенклатура». Критике подвергается разветвленная система «привилегий» номенклатуры, сокращение масштабов вертикальной мобильности между номенклатурой и обществом, неформальные практики государственного управления (в том числе «протекционизм» в кадровой политике), рост численности госаппарата и приоритет политической лояльности над деловыми качествами.

Конечно, в рамках статьи не представляется возможным аргументировано проанализировать все «пункты обвинения», хотя стоит отметить, что принцип «политической лояльности» также входит в число базовых требований, предъявляемых к гражданскому служащему США или Израиля, а отсутствие таковой может послужить причиной для его увольнения. Номенклатурная система отбора и продвижения кадров, безусловно, была несовершенна хотя бы в силу того, что, согласно диалектике социального развития, любая иерархизированная система не может избежать внутренних противоречий. Важно понять другое – для своего времени номенклатурная система работы с кадрами ни в чем не уступала самым передовым западным образцам.

Номенклатура была системой институциализированных «правил игры», с которыми обязаны были считаться все представители элитарных групп, каким бы набором неформальных статусов и социальных связей они не обладали. Речь идет, в частности, об иерархической последовательности занимаемых в ходе карьерного роста должностей. Даже Брежнев только в последние годы своего правления мог позволить себе «нелогичные» назначения, которые в то время рассматривались как «большой скачок». Сегодня же мы сталкиваемся с архаичным протекционистским принципом кадровой политики, который предусматривает неограниченное право руководителя (победившего на выборах или назначенного) на кадровые перестановки. На полях заметим, что данный принцип кадровой политики господствовал в США – правда, было это в первой половине XIX (!) столетия.

Система отбора в номенклатуре даже нижнего управленческого звена носила глубоко продуманный и рациональный характер. Нельзя было и думать занять даже такую маленькую должность как инструктор райкома или работник райисполкома, не имея стажа работы по соответствующей специальности и хороших характеристик, обязательным пунктом которых было активное участие в общественно-политической жизни. Типовая модель рекрутирования в номенклатуру выглядела следующим образом: агитатор на избирательном участке, бригадир агитаторов, парторг группы, член парткома (партийной ячейки предприятия или организации), заместитель секретаря, секретарь парткома. В этой последней полуобщественной должности необходимо было безупречно проработать в течение трех лет, и только после этого можно было рассчитывать на выдвижение в качестве кандидата на номенклатурную должность. Далее кандидат проходил проверку в органах КГБ на предмет политической лояльности. В это же самое время кадровая служба соответствующего ведомства наводила справки по месту работы претендента, сопровождавшиеся характеристиками, подписанными так называемым «треугольником» (руководителем ведомства, секретарем парторганизации, председателем профкома), причем необходимо отметить, что эти характеристики были не формальными и далеко не всегда положительными.
Ну а теперь, владея историей вопроса, приступим к разрушению некоторых мифов и стереотипов относительно бюрократии, прочно укоренившихся в общественном сознании.

Миф первый: Россия – страна бюрократии

Николай II управлял Российской империей, опираясь на государственный аппарат, состоящий из 10 000 чиновников. И это при том, что Соединенные Штаты, воспетые всеми мыслителями, начиная от Адама Смита и до Карла Маркса, как образец свободы и демократии, содержали в 1861 году 30 000 только федеральных чиновников! Кстати, прошу учесть, что население Российской империи в 1913 году превышало 100 миллионов человек, а граждан США в 1861 году едва ли было больше 40 миллионов. Только ленивый не критиковал «непомерно раздутый» аппарат управления советского времени. Среди славной плеяды наиболее непримиримых критиков – и один из «отцов Октября» Лев Троцкий, и основатель ЦРУ Ален Даллес, и идеолог американского империализма Збигнев Бжезинский, и доморощенные предатели-перебежчики Виктор Резун и Михаил Восленский. Неизбежным спутником «тоталитарного режима всеобщей слежки» называли процесс роста бюрократического аппарата в СССР. С пеной у рта опровергая данные союзной статистики, советологи и диссиденты доказывали, что «русская номенклатура» составляет аж 5% от общего числа населения! Однако при этом скромно умалчивался тот факт, что бюрократический аппарат США превышал 10% населения, а в наиболее развитых странах Западной Европы – и 15%! Точное число номенклатурных работников в СССР до сих пор неизвестно, но по целому ряду экспертных оценок количество партсовслужащих, то есть тех, которые в 90-е годы стали именоваться государственными и муниципальными служащими, не достигало и 1% от общего числа экономически активного, то есть работающего, населения СССР. К примеру, штатный состав районных администраций города Уфы на сегодняшний день включает приблизительно 100 муниципальных служащих. В советский же период кадровый состав райкома и райисполкома партии в районах Уфы насчитывал около 30 номенклатурных работников. При этом на них возлагалась ответственность за управление всеми государственными промышленными предприятиями на подведомственной территории, а также функции современного пенсионного фонда, налоговой инспекции и службы занятости. Прав был Александр Зиновьев, когда писал, что кризис советской хозяйственной системы 80-х годов носил не экономический, а управленческий характер: численность управленческого аппарата была просто неадекватной количеству объектов управления и масштабам стоящих задач – чиновников элементарно было мало. Именно это стало одним из факторов поражения СССР в «холодной войне».

Миф второй: Вездесущие назначенцы

Сюжет о дискриминации при приеме на работу в управленческий аппарат СССР по классовому принципу для «бывших», а также членов семей «врагов народа» – один из любимых для критиков прошлого. Впрочем, статистические данные об определяющем влиянии царских кадров на персональный состав ранней советской номенклатуры мы уже приводили выше. Поэтому здесь более уместно упомянуть о некоторых личных судьбах людей. Чтобы не говорить об участи никому не известных «иван иванычей», поднимем из пыльных архивов личные дела членов Временного правительства. Так вот, по данным С.Г. Кара-Мурзы из пятнадцати министров восемь эмигрировали, семь остались в России. Из них в результате репрессий погиб в 1938 году лишь министр земледелия С. Маслов. До этого он был видным деятелем Центросоюза и преподавал в МГУ. Военный министр А. Маниковский во время гражданской войны был начальником снабжения Красной армии. Министр путей сообщения А. Ливеровский стал в СССР видным специалистом по транспорту, строил «Дорогу жизни» к блокадному Ленинграду. Председатель правления Путиловских заводов А. Крылов, проектировщик первых русских линкоров, академик, с 1919 года начальник Морской академии Рабоче-Крестьянского Красного Флота, лауреат Сталинской премии 1941 года. Военный министр в 1898–1904 годах А. Куропаткин после Октябрьской революции (в возрасте 70 лет) на преподавательской работе. Министр землеустройства и земледелия, управляющий главными поземельными банками (Дворянским и Крестьянским), заместитель министра внутренних дел Н. Кутлер с 1921 года член правления Госбанка РСФСР, разработчик денежной реформы 1922 – 1924 годов. Государственным обвинителем на процессах по делу ряда членов ленинской гвардии выступал прокурор СССР Я. Вышинский – он же был прокурором Временного правительства, выписавшим ордер на арест Ленина по обвинению в шпионаже в пользу кайзеровской Германии.
Не лишним будет также напомнить, что, вразрез с «ужастиком» из фильма «АдмиралЪ», отнюдь не все министры правительства Колчака были утоплены в сибирских реках. Например, министр иностранных дел Майский продолжил карьеру «по специальности» в должности посла СССР в Великобритании, в том числе и в годы Великой Отечественной войны. Он умер в глубокой старости, оставив после себя увесистый том прижизненно изданных мемуаров «Записки посла» – толщиной эдак с первый том марксовского «Капитала». Ну а внук раскулаченного крестьянина Борис Ельцин и вовсе станет первым секретарем Свердловского обкома партии, пустит под снос знаменитый Ипатьевский дом и станет первым президентом Российской Федерации.

Интересно, что в государствах Восточной Европы после свержения коммунистических режимов были приняты так называемые «законы о люстрации» вводившие запрет для бывших партийных служащих и работников органов госбезопасности занимать административные должности и даже заниматься преподавательской работой. «Ненавидящая “бывших” Советская власть» позволяла им и заниматься важным для страны делом, и подниматься по карьерной лестнице.

Миф третий: привилегии

«Если бы раньше прочел книгу М. Восленского “Номенклатура”, то в партию бы не вступил», признается на страницах своей монографии один очень уважаемый уфимский философ, имея в виду, прежде всего, систему так называемых «привилегий».

Рассмотрим книгу поближе. «Возьмем к примеру зарплату рабочего – 200 рублей и зарплату какого-нибудь завсектором ЦК – аж 420 рублей!», пишет М. Восленский. Возмущены? Однако перед нами характерный пример манипуляции сознанием. «Какой-нибудь завсектором ЦК» – это должность выше, чем пост союзного министра. Этих «каких-нибудь» среди бюрократического корпуса Советского Союза были считанные единицы. Основная масса рядового и среднего чиновничества СССР 70–80-х жила более чем скромно. Заработная плата сотрудника райкома комсомола равнялась в среднем 100 рублям, инструктора райкома партии – 127 рублям. Денежное содержание могущественного «башкирского Брежнева» Мидхата Шакирова составляло… 340 рублей. При этом оклад кандидата наук достигал 350 рублей, доктора наук – 500-600 рублей, школьного учителя – 200 рублей. Высокопрофессиональный рабочий с оборонного предприятия мог заработать на сдельщине до 500, шахтер – до 1000 рублей.

Интересно, что назначение на номенклатурную должность не всегда было обусловлено честолюбием или властолюбием выдвиженцев. Номенклатурные выдвиженцы продвигались по службе по так называемой карьерной модели «змея»: хорошо показавший себя в деле работник выдвигался на партийную работу, а через несколько лет с партийной работы продвигался на должность руководителя производственного подразделения завода или руководителя небольшого учреждения. Затем – вновь на партийную должность, но уже рангом повыше, и так далее. Причем все знали, что отказ от «почетного предложения» приведет к тому, что с прежнего места работы под благовидным предлогом уберут.
Ну и, конечно, как обойти вниманием «спецраспределители» и «особое социальное обслуживание», о котором столь долго и смачно рассказывали критики номенклатуры.

Оно имело место только для партийного генералитета – причем в объемах и качестве, которые сегодня вызвали бы лишь презрительную усмешку самого заурядного «нового русского». Нижнее и среднее звено номенклатуры обслуживалось в поликлиниках по месту жительства. Сведения о «спецраспределителях» для номенклатуры нижнего и среднего звена хранят мои детские воспоминания, как сына номенклатурного работника. Один раз в три месяца в исполкоме партии, где работал отец, устраивались закрытые ярмарки. «По итогам» этого мероприятия отец становился обладателем круга краковской колбасы, пары банок сгущенки и бутылки армянского коньяка – все эти «огромные привилегии» и «бесчисленные блага» свободно помещались в типичный для совслужащего дерматиновый портфель. Так что наиболее точно феномен советского номенклатурщика характеризовал образ гоголевского Акакия Акакиевича, озабоченного необходимостью приобретения новой шинели, а отнюдь не утопающий в роскоши набоб из творчества М. Восленского, поглощающий под койкой черную икру втайне от собственного народа.

Возможно, что у читателя возникнет впечатление, что автор рисует идеализированный образ номенклатуры, избегает «острых углов» – коррупции и иных злоупотреблений служебным статусом. В этой связи вспоминается беседа с профессором-экономистом из США, в перерыве заседания международной научно-практической конференции в Москве в Российской государственной библиотеке, в теперь уже таком далеком 2008 году. «Понимаете, ваш российский кризис носит не экономический, а исключительно моральный характер», говорил он. «У вас богатые природные ресурсы, неплохая инфраструктура и хорошо образованные люди». Однако моральные качества – искренний патриотизм, трудовая этика, чувство ответственности и «честь мундира», как оказалось, важны ничуть не меньше. В 80-х и 90-х подавляющее большинство российского чиновничества были выходцами из рядов рабочих, крестьян и школьной интеллигенции. Поэтому, когда сегодня мы возмущаемся фактами коррупции и иных противоправных действий отдельных «слуг народа», необходимо помнить, что они – лишь зеркало нашего общества.

@темы: Экономика, История, Политика