Доброе Мировое Зло (Миф)
Навеяно постами Флыф о пиратах:
340 лет назад, в августе 1669 года, завершился успешный рейд казачьей ватаги под предводительством Стеньки Разина по Каспийскому морю. Казакам тогда удалось не только захватить богатую добычу, но и уберечь награбленное от царских чиновников, пытавшихся конфисковать все добытые сокровища в пользу казны. Однако Стенька со товарищи был далеко не первым русским, грабившим берега Каспия...
читать дальше
Если верить летописцам, дружины русов совершали набеги на эти земли начиная с IX века. А последних каспийских пиратов, туркмен и русских, отвадили от разбойного промысла лишь тысячу лет спустя, во второй половине XIX века.
Русский порядок
Делая попытку восстановить ход событий, имевших место в недавнем прошлом, неизбежно сталкиваешься с тем, что рассказы свидетелей абсолютно разные, почти ни в чем не совпадающие. Поэтому с давних времен и говорят: «Врет, как очевидец». Чего же в таком случае можно требовать от летописцев, составлявших историю страны и мира, основываясь подчас на рассказах очевидцев или их потомков, а то и во все включавших в свои рукописи выдумки, легенды, мифы.
Именно поэтому назвать точную дату начала набегов дружин русов на каспийские берега практически невозможно, как и восстановить подлинную историю таких нападений. До середины XIX века считалось, что был лишь один-единственный грабительский поход древних русичей на Каспий. Но затем были найдены новые источники, и историки признали, что дружины русов нападали на богатые прикаспийские земли так же часто, как норманны на прибрежные территории Западной Европы. Обнаружились и свидетельства первого рейда русов на берега Каспия.
По версии историка Ибн Исфандийара, набег дружинников на самый крупный порт этого моря — Абаскун в Табаристане — имел место между 864 и 884 годами и закончился полным провалом. Эмир Табаристана Алид аль-Хасан ибн Зайд, как сообщает историк, перебил всех русов. Однако вряд ли можно признать достоверным сообщение, написанное спустя несколько сотен лет после события.
Не менее противоречивы и истории о следующих походах русских дружин на Каспий. Так, в 1216 году историк Мухаммед ибн аль-Хасан написал, что в 909—910 годах русы вновь напали на прибрежные земли на юге Каспия: «Русские приходили и вели войну. Хасан, сын Зенда, выслал войско и умертвил всех их. В это время они в городах и по берегам моря по ту сторону успели произвести опустошения и грабежи, убить и ограбить многих мусульман» (Здесь и далее лексические и стилистические особенности цитируемых источников сохранены. — Прим. ред.).
Местные правители, по словам этого автора, объединились и решили напасть на пришельцев под предводительством правителя города Сари: «Он совершил на них ночное нападение, многих убил, взял в плен и разослал в окрестности Табаристана. На другой год русские прибыли в большом количестве, сожгли Сари и окрестности, взяли в плен людей и поспешно морем удалились...
Часть их высадилась, а другая часть осталась на море, Гилян-шах (правитель области Гилян) приказал нескольким гилянцам ночью отправиться на берег моря, сжечь корабли и убить тех людей, которые высадились. Другие, которые остались на море, удалились. Но Ширван-шах (повелитель Хурза), получив известие об этом, приказал устроить на море засаду и никого из них не выпустить живым. Так предприятию русских с этой стороны был положен конец».
В 913 году русы, у которых вроде бы раз и навсегда отбили охоту пиратствовать на Каспии, вдруг появились там снова в огромном количестве. Летописцы упоминали о пятистах кораблях с сотней воинов на каждом. Когда брать уже было больше нечего, дружинники отправились на север, к устью Волги, где их ожидала расплата за кровавый набег. Гвардия хазарского кагана напала на них и во время тяжелой трехдневной битвы перебила почти всех. Бежать на кораблях вверх по Волге удалось лишь пяти тысячам русов, но и их перебили воинственные жители волжских берегов, которые сами кормились разбоями на реке.
Однако и это полное и безоговорочное поражение не охладило пыла русских разбойников. Три десятилетия спустя, в 943 году, они напали на находившихся довольно далеко от каспийского побережья город Бердаа, где никто не ожидал набега. Историю этого успешного похода описал чиновник Ибн Мискавейх, заставший живыми некоторых очевидцев тех событий и оставивший довольно полный рассказ о том, как происходили налеты русов.
«Народ этот могущественный, телосложение у них крупное, мужество большое, не знают они бегства, не убегает ни один из них, пока не убьет или не будет убит. В обычае у них, чтобы всякий носил оружие. Когда они достигли Куры, вышел против них представитель Марзубана и заместитель его по управлению Бердаа. Было с ним триста человек из дейлемитов и приблизительно такое же число бродяг и курдов.
Простой народ убежал от страху. Вышло тогда вместе с ними из добровольцев около 5000 человек на борьбу за веру. Были они беспечны, не знали силы русов и считали их на одном уровне с армянами и ромеинами (ромеинами или ромеями на Востоке называли греков-византийцев. — Прим. ред.). После того как они начали сражение, не прошло и часу, как русы пошли на них сокрушающей атакой. Побежало регулярное войско, а вслед за ним все добровольцы и остальное войско, кроме дейлемитов. Поистине они устояли некоторое время, однако все были перебиты, кроме тех среди них, кто был верхом», — излагал ход событий Ибн Мискавейх.
Взяв город, русы, по всей видимости, решили превратить его в опорную базу для набегов на окрестные земли.
«Рассказали мне, — писал Ибн Мискавейх, — что люди эти вошли в город, сделали в нем объявление, успокаивали жителей его и говорили им так: «Нет между нами и вами разногласия в вере. Единственное, чего мы желаем, это власти. На нас лежит обязанность хорошо относиться к вам, а на вас — хорошо повиноваться нам».
Однако жители города не пожелали соблюдать условия этого договора: «Подступили со всех окрестных земель к ним мусульманские войска. Русы выходили против них и обращали их в бегство. И бывало не раз так: вслед за ними выходили и жители Бердаа и, когда мусульмане нападали на русов, они кричали: «Аллах велик» — и бросали в них камни. Тогда русы обратились к ним и сказали, чтобы они заботились только о самих себе и не вмешивались...
И приняли это во внимание люди, желающие безопасности, главным образом это была знать. Что же касается простого народа и большей части черни, то они не заботились о себе, а обнаруживали то, что у них в душах, и препятствовали русам, когда на них вели нападение... После того как это продолжалось некоторое время, возвестил глашатай русов: «Не должен оставаться в городе ни один из жителей его». Дали мусульманам отсрочку на три дня от дня этого объявления. И вышли все, у кого только было вьючное животное, которое могло увезти его, жену и детей его. Таких ушедших было немного. Пришел четвертый день, и большая часть жителей осталась.
Тогда русы пустили в ход мечи свои и убили много людей, не счесть числа их. Когда убийства были закончены, захватили они в плен больше 10000 мужчин и юношей вместе с женами, женщинами и дочерьми. Заключили русы женщин и детей в крепость внутри города, где они поместились, разбили лагерем свои войска и укрепились. Потом собрали мужчин в мечети соборной, поставили к дверям стражу и сказали им: «Выкупайте себя».
Ибн Мискавейх описал и способ, при помощи которого русы взимали со своих пленников выкуп: «Был в городе христианский писец, человек большой мудрости, по имени Ибн Самун; поспешил он с посредничеством между ними. Сошелся он с русами на том, что каждый мужчина из жителей Бердаа выкупит себя за двадцать дирхемов. Согласно этому условию выкупили себя наиболее разумные из мусульман, остальные отказались...
После того как не выпало на долю русов ничего, подвергли они мечу и убили всех до последнего человека, кроме небольшого числа, кто убежал по узкому каналу, по которому проходила вода к соборной мечети, и кроме тех, кто выкупил себя с помощью богатств, принадлежащих ему. И часто случалось, что кто-нибудь из мусульман заключал сделку с русом относительно той суммы, которою он выкупал себя. Тогда рус шел вместе с ним в его дом или его лавку. Когда хозяин извлекал свое сокровище и его было больше, чем на условленную сумму, то не мог он оставаться владельцем его, хотя бы сокровище было в несколько раз больше того, на чем они сговорились.
Рус склонялся к взысканию денег, пока не разорял совершенно. А когда убеждался, что у мусульманина не осталось ни золотых, ни серебряных монет, ни драгоценностей, ни ковров, ни одежды, он оставлял его и давал ему кусок глины с печатью, которая была ему гарантией от других. Таким образом скопилось у русов в городе Бердаа богатство, стоимость и достоинство которого были велики. Овладевали они женщинами и юношами, прелюбодействовали с теми и другими и поработили их».
Все попытки выбить русов из занятого ими города неизменно заканчивались неудачами.
«После того как размеры бедствий стали большими, — писал Ибн Мискавейх, — и мусульмане в различных странах прослышали о нем, обратились они к военному призыву. Собрал Марзубан ибн Мухаммед войско свое, воззвал к населению с призывом, и пришли к нему со всех окрестных земель добровольцы. Пошел он во главе 30000 человек, но не мог сопротивляться русам, несмотря на большое число собранных им сил, не мог произвести на них даже сильного впечатления. Утром и вечером он начинал сражение и возвращался разбитым. Продолжалась война таким способом много дней, и всегда мусульмане были побеждены. Когда дело мусульман утомило их и Марзубан понял создавшееся положение, обратился он к уловкам и военной хитрости. Случилось ему на пользу, что русы, после того как завладели Мерагой, набросились на плоды, которых было много сортов, и заболели. Началась среди них эпидемия, ибо в стране русов очень холодно и не растет там никакого дерева, только привозят к ним небольшое количество плодов из стран, отдаленных от них... Большое число их погибло».
Однако полководец не смог разбить даже эту значительно уменьшившуюся дружину русов. Во время очередной стычки их удалось заманить в засаду. Но окруженные русы, потеряв убитыми 700 человек и предводителя, ушли в крепость и продолжали отбивать нападения противника.
«Не прекращали войска Марзубана войны с русами и осады до тех пор, пока последние не были окончательно утомлены. Случилось, что и эпидемия усилилась... Когда уменьшилось число русов, вышли они однажды ночью из крепости, в которой пребывали, положили на свои спины все, что могли из своего имущества, драгоценностей и красивого платья, остальное сожгли. Угнали женщин, юношей и девушек столько, сколько хотели, и направились к Куре. Там стояли наготове суда, на которых они приехали из своей страны; на судах матросы и 300 человек русов, с которыми поделились они частью своей добычи и уехали. Бог спас мусульман от дела их».
Казачий разгул
В последующие годы случилось еще несколько набегов русов на берега Каспия. Они то нападали на прибрежные города и селения флотилиями по несколько судов, то договаривались о совместных действиях с местными правителями и объединенными силами грабили общих недругов.
Начиная с XIII века никаких упоминаний о русских пиратах и набегах на берега Каспия в летописях нет. Возможно, дело было во внутренних распрях и междоусобицах, в которые погрузилась Русь. Но, скорее всего, главной причиной стало то, что лихие люди стали нападать на купеческие и прочие суда там, где уйти от разбойников было либо трудно, либо совершенно невозможно. Грабители облюбовали места вблизи волжских отмелей, где суда приходилось перетаскивать волоком.
К примеру, в районе Самары существовал Овечий брод, где великую русскую реку действительно переходили вброд. В результате дело дошло до того, что караваны из Астрахани отправлялись вверх по Волге лишь после того, как собиралось не менее пятидесяти стругов. А в те годы, когда разбойники особенно лютовали, за всю навигацию по реке проходило лишь два каравана по сотне с лишним судов всех размеров под усиленной охраной — один весной и один осенью.
Лишь в XVII веке, после окончания Смутного времени и воцарения царя Алексея Михайловича, о борьбе с волжским пиратством начали задумываться всерьез. Стрелецкая охрана караванов оказывалась бессильной против больших ватаг разбойников, нападавших на отмелях, и потому было решено заселять берега Волги верными царю казаками, обязанностью которых стала очистка берегов Волги от пиратов. В первое время количество станиц, основанных для этих казаков, было невелико. Но и это беспокоило флибустьеров, которые решили разведать, не лучше ли промышлять не на реке, а в Каспийском море, и в 1650-х годах начали набеги на прибрежные земли — территорию нынешних Дагестана, Азербайджана и Ирана.
Особенно крупный набег был совершен в 1660 году. Вот как писал об этом персидский автор Мухаммед Тагир Вахид: «Когда пришло известие, что несколько неверных казаков, приходивших и в предыдущие годы ради грабежа по Гилянскому морю, большею частью из Москвы, по своему обыкновению с тою же целью ринулись в море погибели и из одной лишь страсти к буйству вступили на путь этого полного опасностей моря, то его высочество, тень Милосердого, шах Аббас II, повелели: на имя эмиров, визирей и правителей приморских береговых местностей дать к исполнению предписания, чтобы сообразно тому, как во времена предполагавшегося вторжения этой гнусной шайки, для охранения местностей, где предполагалась высадка ее, назначены были караулы, употреблявшие потребную бдительность и внимание, чтобы упомянутая шайка мятежников не одержала верх».
Однако персидские войска никогда не успевали вовремя прибыть на место высадки казаков-разбойников: «Но прежде чем охранители прибыли на свои места, неверные негодяи простерли уже свои руки на некоторые местности, лежащие поблизости от моря, по приходе же их опять удалились».
Аббасу II не оставалось ничего другого, как просить управы на казаков у русского царя. В по-восточному витиеватом стиле персидский писатель сообщил об этом так: «Известие о дерзости и наглости бесстыдной шайки дошло до высокодостойного падишаха русских, и так как между этим высокодостойным падишахом и сахиб-кераном (шахом Аббасом II.— Прим. ред.), у которого войско как ангелы, существуют крепкие узы дружбы, и так как предприятие это последовало без его позволения и согласия, то он назначил несколько благонадежных чиновников и отправил их вслед на крыльях поспешности, со скоростью восточного и северного ветра, чтобы они возвратили упомянутую шайку».
Царя Алексея Михайловича, прозванного Тишайшим, но скорого на жестокие кары, казаки испугались куда больше, чем войск персидского шаха, и набег был прекращен. В то время вряд ли кто-нибудь предполагал, что по проторенному казаками-пиратами пути вскоре отправится куда более крупная и решительная ватага, члены которой не боялись гнева царя.
Отправиться в пиратское плавание с Дона собирались многие атаманы. Кроме пользовавшегося огромной популярностью среди казацкой голутвы (голытьбы) С.Разина, грабить богатые прибрежные города хотели атаманы Сережка Кривой и Ванька Жопин со своими ватагами. Но риск казался им слишком большим, да к тому же казачья старшина во главе с войсковым атаманом запретила казакам идти в поход на Черное море, берега которого контролировала Османская империя.
Выгода от пиратства могла оказаться призрачной, а урон, нанесенный разъяренными турками, — вполне ощутимым и долговременным. Так что оставался лишь один путь для набега — вверх по Дону, потом волоком перетащить струги на Волгу и затем спуститься вниз мимо царского города Астрахани, где стоял сильный гарнизон. В конце концов на поход решился только С.Разин.
Добравшись весной 1667 года до Волги, он напал на проходивший мимо караван и стал вожаком флотилии из 35 стругов с ватагой в тысячу человек. Ему без особых проблем по укромному волжскому протоку удалось обойти Астрахань, а посланную вдогонку команду разбить в бою.
С.Разин со товарищи прошелся по северной части Каспия, грабя прибрежные поселения и набирая в свою ватагу все новых беглых и пожелавших стать разбойниками царевых людей. Рассчитывать на добычу зимой не приходилось, так что Стенька захватил Яицкий городок. Там он потихоньку продавал награбленное за пиратский сезон, отдыхал и набирался сил для похода в богатую Персию. Узнав об успехах Разина и богатой добыче, в Яицкий городок потянулись и казаки с Дона. Так что к весне ватага Стеньки представляла собой уже значительную силу — 6 тыс. человек.
Весной 1668 года флотилия С.Разина беспрепятственно вышла в открытое море. Власти в Москве были прекрасно осведомлены о планах Стеньки, но не стали ему мешать. Возможно, дело было в том, что окружение царя Алексея Михайловича хотело, чтобы шах вновь обратился за помощью к Москве. Кроме того, у государевых людей на Каспии не было в достаточном количестве ни судов, ни войск. Вдобавок, возможно, чиновники просто хотели по окончании набега перераспределить награбленное Стенькой в свою пользу.
Первой целью ватаги стали земли на территории нынешнего Дагестана.
«Казаки, — писал историк Николай Костомаров, — напали на Тарки, но не могли взять их. Они три дня грабили их окрестности и отправились к Дербенту. Здесь был главный приморский рынок для торговли невольниками. Дербент разделялся на три части: верхний город, укрепленный высокою и толстою стеною, удержался; но низменную часть казаки так разорили, что чрез два года потом она представляла безлюдную и безобразную груду развалин.
Весь берег от Дербента до Баку был страшно опустошен. Казаки сжигали села, деревни, замучивали жителей, дуванили (от слова «дуван» — то, что добыто, захвачено. — Прим. ред.) их имущество. Жители не предвидели этой беды и разбегались. Казакам легко доставалась добыча: погромив город Шабран, они со стороны жителей встретили такой ничтожный отпор, что сами потеряли только тринадцать человек. Плавая вдоль берега, налетом они наскакивали на поселения, делали свое дело и опять бросались на суда. Так достигли они Баку, и здесь им удалось разорить посад, перебить много жителей, разграбить имущество, набрать пленных и потерять не более семи человек убитыми и двух ранеными.
В июле они до стигли Гилянского залива. Здесь узнали, что близ города Раша (или Решта) их готова встретить вооруженная сила. Стенька пустился на хитрость. Он вступил в переговоры с персиянами: «Вы напрасно хотите с нами драться, — говорили казаки.— Мы убежали от московского государя и пришли в вашу землю просить его величество шаха принять нас под высокую руку в подданство. Мы слышали, что в персидских землях все пользуются справедливостью и мудростью правления; мы хотим отправить в Испагань наших послов просить шаха отвести нам землю для поселения».
Стеньке, правда, не удалось надолго усыпить бдительность персов, которые напали на него и едва не убили, но казаки защитили атамана и унесли на корабль. После чего поход и грабежи начались с новой силой. В некоторых местах С.Разин высаживался на берег с небольшой охраной и убеждал жителей, что собирается всего лишь торговать с ними. И действительно начинал продавать награбленное по сказочно низким ценам. Но как только на берегу собирались все жители города, в дело вступали остальные пираты, и разинцы получали много нового добра и пленных, которых они затем продавали как невольников.
К зиме 1668 года Стенька чувствовал себя полновластным хозяином Каспийского моря. Он с комфортом устроился зимовать на островах, где стояли прекрасные шахские дворцы. При этом его никто особо и не беспокоил. Послы С.Разина убеждали шаха, что атаман вместе со всей ватагой хочет служить ему. Так что шах, у которого «воины как ангелы», всерьез задумался о том, чтобы принять на службу 6 тыс. воинов-бандитов и не трогал стенькину вольницу. Когда же стало очевидно, что пираты собираются служить только собственной выгоде, шах начал собирать силы для их уничтожения.
«Было семьдесят судов, — писал Н.Костомаров, — в них, по известию современников, было 3700 или 4000 персиян и наемных горных черкес. Начальствовал над ними астаранский Менеды-хан. С ним в походе был сын его и красавица дочь. Завязалась кровопролитная битва. Закатисто стреляли казаки врагов своих; потоплены и взяты персидские сандали, как назывались эти легкие суда; только три струга убежали с несчастным ханом; но казаки полонили его сына, Шабынь-Дебея, и красавицу сестру его. Стенька взял себе в наложницы персиянку».
Битва была выиграна, но С.Разин понимал, что теперь-то шах возьмется за него всерьез, и решил убраться восвояси. Проскочить с морскими стругами и богатой добычей мимо Астрахани по протокам оказалось невозможно, и потому атаману пришлось договариваться с астраханским воеводой о пропуске на Дон. Разин не был бы Разиным, если бы не пошел на хитрость и в этот раз. Он отправил посольство и к московскому царю с уверениями в том, что хочет верно ему служить и даже согласен отдать награбленное в государеву казну. Но в царской грамоте астраханскому воеводе чиновники то ли по забывчивости, то ли за взятку забыли указать, на каких условиях передается добыча. И Стенька стал настаивать на том, что добро должно быть у него выкуплено. С крайней неохотой отдал он знатных персидских пленников, а свою наложницу-персиянку, как гласит легенда, утопил, чтобы не досталась никому.
Разоружение ватаги Стеньки тоже шло непросто. Он отдал властям только тяжелые пушки, а легкие оставил для будущих разбоев, которые не заставили себя ждать. Пока шли переговоры, С.Разин перехватил и ограбил два персидских судна, на которых везли коней и прочие ценности в подарок царю от шаха. Этот случай тоже стал поводом для споров и распрей. Но как только Стеньке удалось выменять у воеводы часть своих тяжелых морских стругов на легкие речные, он прорвался на Волгу и был таков.
В следующий свой пиратский поход он пошел не вниз по Волге на Каспий, а вверх — в русские земли. Как обычно, к нему присоединялась масса народа, и бандитская вылазка стала именоваться крестьянским восстанием. Это было уже очень серьезно, поэтому власти не стали церемониться с разбойником и казнили его.
Туркменская вольница
Во времена Петра Алексеевича — сына тишайшего царя — на Каспии был наведен «военно-морской порядок», после чего пиратство сошло на нет. Боевые корабли догоняли и расстреливали посудины морских разбойников. Но уже через десяток лет после смерти первого русского императора, в 1735 году, когда на его каспийскую флотилию перестали давать средства из казны и она начала приходить в негодность, на Каспии вновь появились пираты. Персидские власти умоляли российское правительство принять меры против распоясавшихся русско-туркменских банд, нападавших с островов на проходившие мимо торговые суда.
Новый всплеск пиратства последовал в начале XIX века, когда во время русско-персидских столкновений туркмены на легких лодках начали нападать на прибрежные персидские поселения и разорять их, угоняя пленных и скот. И эта туркменская вольница продолжалась еще долгие годы.
«В 1843-м, — писал русский чиновник Н.Зедлиц, — для обеспечения интересов русских подданных (бакинских и астраханских татар), давно уже занимавшихся здесь деятельным каботажным судоходством и постоянно подвергавшихся хищническим набегам со стороны туркмен, морская станция, находившаяся до того на острове Саре, около Ленкорани, была переведена на остров Ашур, лежащий при входе в Астрабадский залив».
На этом персидском острове русские военные моряки проверяли отправлявшихся в Персию туркмен, выписывали им паспорта и отбирали оружие. Правда, как писали современники, туркмены все равно умудрялись спрятать ружья и пусть и в ограниченных масштабах продолжали свою деятельность. Окончательно она прекратилась только с появлением пароходов, догнать которые туркменские лодки не могли. Примерно в то же время, в последней четверти XIX века, исчезли и пираты на Волге. Последними флибустьерами на Каспии были мелкие жулики, промышлявшие по ночам в портах: они бесшумно подходили к судам на небольших лодках, забирались на борт и воровали тот груз, который могли увезти на своих посудинах. Но это уже были не пираты, а воры.
Автор: Евгений Жирнов
340 лет назад, в августе 1669 года, завершился успешный рейд казачьей ватаги под предводительством Стеньки Разина по Каспийскому морю. Казакам тогда удалось не только захватить богатую добычу, но и уберечь награбленное от царских чиновников, пытавшихся конфисковать все добытые сокровища в пользу казны. Однако Стенька со товарищи был далеко не первым русским, грабившим берега Каспия...
читать дальше
Если верить летописцам, дружины русов совершали набеги на эти земли начиная с IX века. А последних каспийских пиратов, туркмен и русских, отвадили от разбойного промысла лишь тысячу лет спустя, во второй половине XIX века.
Русский порядок
Делая попытку восстановить ход событий, имевших место в недавнем прошлом, неизбежно сталкиваешься с тем, что рассказы свидетелей абсолютно разные, почти ни в чем не совпадающие. Поэтому с давних времен и говорят: «Врет, как очевидец». Чего же в таком случае можно требовать от летописцев, составлявших историю страны и мира, основываясь подчас на рассказах очевидцев или их потомков, а то и во все включавших в свои рукописи выдумки, легенды, мифы.
Именно поэтому назвать точную дату начала набегов дружин русов на каспийские берега практически невозможно, как и восстановить подлинную историю таких нападений. До середины XIX века считалось, что был лишь один-единственный грабительский поход древних русичей на Каспий. Но затем были найдены новые источники, и историки признали, что дружины русов нападали на богатые прикаспийские земли так же часто, как норманны на прибрежные территории Западной Европы. Обнаружились и свидетельства первого рейда русов на берега Каспия.
По версии историка Ибн Исфандийара, набег дружинников на самый крупный порт этого моря — Абаскун в Табаристане — имел место между 864 и 884 годами и закончился полным провалом. Эмир Табаристана Алид аль-Хасан ибн Зайд, как сообщает историк, перебил всех русов. Однако вряд ли можно признать достоверным сообщение, написанное спустя несколько сотен лет после события.
Не менее противоречивы и истории о следующих походах русских дружин на Каспий. Так, в 1216 году историк Мухаммед ибн аль-Хасан написал, что в 909—910 годах русы вновь напали на прибрежные земли на юге Каспия: «Русские приходили и вели войну. Хасан, сын Зенда, выслал войско и умертвил всех их. В это время они в городах и по берегам моря по ту сторону успели произвести опустошения и грабежи, убить и ограбить многих мусульман» (Здесь и далее лексические и стилистические особенности цитируемых источников сохранены. — Прим. ред.).
Местные правители, по словам этого автора, объединились и решили напасть на пришельцев под предводительством правителя города Сари: «Он совершил на них ночное нападение, многих убил, взял в плен и разослал в окрестности Табаристана. На другой год русские прибыли в большом количестве, сожгли Сари и окрестности, взяли в плен людей и поспешно морем удалились...
Часть их высадилась, а другая часть осталась на море, Гилян-шах (правитель области Гилян) приказал нескольким гилянцам ночью отправиться на берег моря, сжечь корабли и убить тех людей, которые высадились. Другие, которые остались на море, удалились. Но Ширван-шах (повелитель Хурза), получив известие об этом, приказал устроить на море засаду и никого из них не выпустить живым. Так предприятию русских с этой стороны был положен конец».
В 913 году русы, у которых вроде бы раз и навсегда отбили охоту пиратствовать на Каспии, вдруг появились там снова в огромном количестве. Летописцы упоминали о пятистах кораблях с сотней воинов на каждом. Когда брать уже было больше нечего, дружинники отправились на север, к устью Волги, где их ожидала расплата за кровавый набег. Гвардия хазарского кагана напала на них и во время тяжелой трехдневной битвы перебила почти всех. Бежать на кораблях вверх по Волге удалось лишь пяти тысячам русов, но и их перебили воинственные жители волжских берегов, которые сами кормились разбоями на реке.
Однако и это полное и безоговорочное поражение не охладило пыла русских разбойников. Три десятилетия спустя, в 943 году, они напали на находившихся довольно далеко от каспийского побережья город Бердаа, где никто не ожидал набега. Историю этого успешного похода описал чиновник Ибн Мискавейх, заставший живыми некоторых очевидцев тех событий и оставивший довольно полный рассказ о том, как происходили налеты русов.
«Народ этот могущественный, телосложение у них крупное, мужество большое, не знают они бегства, не убегает ни один из них, пока не убьет или не будет убит. В обычае у них, чтобы всякий носил оружие. Когда они достигли Куры, вышел против них представитель Марзубана и заместитель его по управлению Бердаа. Было с ним триста человек из дейлемитов и приблизительно такое же число бродяг и курдов.
Простой народ убежал от страху. Вышло тогда вместе с ними из добровольцев около 5000 человек на борьбу за веру. Были они беспечны, не знали силы русов и считали их на одном уровне с армянами и ромеинами (ромеинами или ромеями на Востоке называли греков-византийцев. — Прим. ред.). После того как они начали сражение, не прошло и часу, как русы пошли на них сокрушающей атакой. Побежало регулярное войско, а вслед за ним все добровольцы и остальное войско, кроме дейлемитов. Поистине они устояли некоторое время, однако все были перебиты, кроме тех среди них, кто был верхом», — излагал ход событий Ибн Мискавейх.
Взяв город, русы, по всей видимости, решили превратить его в опорную базу для набегов на окрестные земли.
«Рассказали мне, — писал Ибн Мискавейх, — что люди эти вошли в город, сделали в нем объявление, успокаивали жителей его и говорили им так: «Нет между нами и вами разногласия в вере. Единственное, чего мы желаем, это власти. На нас лежит обязанность хорошо относиться к вам, а на вас — хорошо повиноваться нам».
Однако жители города не пожелали соблюдать условия этого договора: «Подступили со всех окрестных земель к ним мусульманские войска. Русы выходили против них и обращали их в бегство. И бывало не раз так: вслед за ними выходили и жители Бердаа и, когда мусульмане нападали на русов, они кричали: «Аллах велик» — и бросали в них камни. Тогда русы обратились к ним и сказали, чтобы они заботились только о самих себе и не вмешивались...
И приняли это во внимание люди, желающие безопасности, главным образом это была знать. Что же касается простого народа и большей части черни, то они не заботились о себе, а обнаруживали то, что у них в душах, и препятствовали русам, когда на них вели нападение... После того как это продолжалось некоторое время, возвестил глашатай русов: «Не должен оставаться в городе ни один из жителей его». Дали мусульманам отсрочку на три дня от дня этого объявления. И вышли все, у кого только было вьючное животное, которое могло увезти его, жену и детей его. Таких ушедших было немного. Пришел четвертый день, и большая часть жителей осталась.
Тогда русы пустили в ход мечи свои и убили много людей, не счесть числа их. Когда убийства были закончены, захватили они в плен больше 10000 мужчин и юношей вместе с женами, женщинами и дочерьми. Заключили русы женщин и детей в крепость внутри города, где они поместились, разбили лагерем свои войска и укрепились. Потом собрали мужчин в мечети соборной, поставили к дверям стражу и сказали им: «Выкупайте себя».
Ибн Мискавейх описал и способ, при помощи которого русы взимали со своих пленников выкуп: «Был в городе христианский писец, человек большой мудрости, по имени Ибн Самун; поспешил он с посредничеством между ними. Сошелся он с русами на том, что каждый мужчина из жителей Бердаа выкупит себя за двадцать дирхемов. Согласно этому условию выкупили себя наиболее разумные из мусульман, остальные отказались...
После того как не выпало на долю русов ничего, подвергли они мечу и убили всех до последнего человека, кроме небольшого числа, кто убежал по узкому каналу, по которому проходила вода к соборной мечети, и кроме тех, кто выкупил себя с помощью богатств, принадлежащих ему. И часто случалось, что кто-нибудь из мусульман заключал сделку с русом относительно той суммы, которою он выкупал себя. Тогда рус шел вместе с ним в его дом или его лавку. Когда хозяин извлекал свое сокровище и его было больше, чем на условленную сумму, то не мог он оставаться владельцем его, хотя бы сокровище было в несколько раз больше того, на чем они сговорились.
Рус склонялся к взысканию денег, пока не разорял совершенно. А когда убеждался, что у мусульманина не осталось ни золотых, ни серебряных монет, ни драгоценностей, ни ковров, ни одежды, он оставлял его и давал ему кусок глины с печатью, которая была ему гарантией от других. Таким образом скопилось у русов в городе Бердаа богатство, стоимость и достоинство которого были велики. Овладевали они женщинами и юношами, прелюбодействовали с теми и другими и поработили их».
Все попытки выбить русов из занятого ими города неизменно заканчивались неудачами.
«После того как размеры бедствий стали большими, — писал Ибн Мискавейх, — и мусульмане в различных странах прослышали о нем, обратились они к военному призыву. Собрал Марзубан ибн Мухаммед войско свое, воззвал к населению с призывом, и пришли к нему со всех окрестных земель добровольцы. Пошел он во главе 30000 человек, но не мог сопротивляться русам, несмотря на большое число собранных им сил, не мог произвести на них даже сильного впечатления. Утром и вечером он начинал сражение и возвращался разбитым. Продолжалась война таким способом много дней, и всегда мусульмане были побеждены. Когда дело мусульман утомило их и Марзубан понял создавшееся положение, обратился он к уловкам и военной хитрости. Случилось ему на пользу, что русы, после того как завладели Мерагой, набросились на плоды, которых было много сортов, и заболели. Началась среди них эпидемия, ибо в стране русов очень холодно и не растет там никакого дерева, только привозят к ним небольшое количество плодов из стран, отдаленных от них... Большое число их погибло».
Однако полководец не смог разбить даже эту значительно уменьшившуюся дружину русов. Во время очередной стычки их удалось заманить в засаду. Но окруженные русы, потеряв убитыми 700 человек и предводителя, ушли в крепость и продолжали отбивать нападения противника.
«Не прекращали войска Марзубана войны с русами и осады до тех пор, пока последние не были окончательно утомлены. Случилось, что и эпидемия усилилась... Когда уменьшилось число русов, вышли они однажды ночью из крепости, в которой пребывали, положили на свои спины все, что могли из своего имущества, драгоценностей и красивого платья, остальное сожгли. Угнали женщин, юношей и девушек столько, сколько хотели, и направились к Куре. Там стояли наготове суда, на которых они приехали из своей страны; на судах матросы и 300 человек русов, с которыми поделились они частью своей добычи и уехали. Бог спас мусульман от дела их».
Казачий разгул
В последующие годы случилось еще несколько набегов русов на берега Каспия. Они то нападали на прибрежные города и селения флотилиями по несколько судов, то договаривались о совместных действиях с местными правителями и объединенными силами грабили общих недругов.
Начиная с XIII века никаких упоминаний о русских пиратах и набегах на берега Каспия в летописях нет. Возможно, дело было во внутренних распрях и междоусобицах, в которые погрузилась Русь. Но, скорее всего, главной причиной стало то, что лихие люди стали нападать на купеческие и прочие суда там, где уйти от разбойников было либо трудно, либо совершенно невозможно. Грабители облюбовали места вблизи волжских отмелей, где суда приходилось перетаскивать волоком.
К примеру, в районе Самары существовал Овечий брод, где великую русскую реку действительно переходили вброд. В результате дело дошло до того, что караваны из Астрахани отправлялись вверх по Волге лишь после того, как собиралось не менее пятидесяти стругов. А в те годы, когда разбойники особенно лютовали, за всю навигацию по реке проходило лишь два каравана по сотне с лишним судов всех размеров под усиленной охраной — один весной и один осенью.
Лишь в XVII веке, после окончания Смутного времени и воцарения царя Алексея Михайловича, о борьбе с волжским пиратством начали задумываться всерьез. Стрелецкая охрана караванов оказывалась бессильной против больших ватаг разбойников, нападавших на отмелях, и потому было решено заселять берега Волги верными царю казаками, обязанностью которых стала очистка берегов Волги от пиратов. В первое время количество станиц, основанных для этих казаков, было невелико. Но и это беспокоило флибустьеров, которые решили разведать, не лучше ли промышлять не на реке, а в Каспийском море, и в 1650-х годах начали набеги на прибрежные земли — территорию нынешних Дагестана, Азербайджана и Ирана.
Особенно крупный набег был совершен в 1660 году. Вот как писал об этом персидский автор Мухаммед Тагир Вахид: «Когда пришло известие, что несколько неверных казаков, приходивших и в предыдущие годы ради грабежа по Гилянскому морю, большею частью из Москвы, по своему обыкновению с тою же целью ринулись в море погибели и из одной лишь страсти к буйству вступили на путь этого полного опасностей моря, то его высочество, тень Милосердого, шах Аббас II, повелели: на имя эмиров, визирей и правителей приморских береговых местностей дать к исполнению предписания, чтобы сообразно тому, как во времена предполагавшегося вторжения этой гнусной шайки, для охранения местностей, где предполагалась высадка ее, назначены были караулы, употреблявшие потребную бдительность и внимание, чтобы упомянутая шайка мятежников не одержала верх».
Однако персидские войска никогда не успевали вовремя прибыть на место высадки казаков-разбойников: «Но прежде чем охранители прибыли на свои места, неверные негодяи простерли уже свои руки на некоторые местности, лежащие поблизости от моря, по приходе же их опять удалились».
Аббасу II не оставалось ничего другого, как просить управы на казаков у русского царя. В по-восточному витиеватом стиле персидский писатель сообщил об этом так: «Известие о дерзости и наглости бесстыдной шайки дошло до высокодостойного падишаха русских, и так как между этим высокодостойным падишахом и сахиб-кераном (шахом Аббасом II.— Прим. ред.), у которого войско как ангелы, существуют крепкие узы дружбы, и так как предприятие это последовало без его позволения и согласия, то он назначил несколько благонадежных чиновников и отправил их вслед на крыльях поспешности, со скоростью восточного и северного ветра, чтобы они возвратили упомянутую шайку».
Царя Алексея Михайловича, прозванного Тишайшим, но скорого на жестокие кары, казаки испугались куда больше, чем войск персидского шаха, и набег был прекращен. В то время вряд ли кто-нибудь предполагал, что по проторенному казаками-пиратами пути вскоре отправится куда более крупная и решительная ватага, члены которой не боялись гнева царя.
Отправиться в пиратское плавание с Дона собирались многие атаманы. Кроме пользовавшегося огромной популярностью среди казацкой голутвы (голытьбы) С.Разина, грабить богатые прибрежные города хотели атаманы Сережка Кривой и Ванька Жопин со своими ватагами. Но риск казался им слишком большим, да к тому же казачья старшина во главе с войсковым атаманом запретила казакам идти в поход на Черное море, берега которого контролировала Османская империя.
Выгода от пиратства могла оказаться призрачной, а урон, нанесенный разъяренными турками, — вполне ощутимым и долговременным. Так что оставался лишь один путь для набега — вверх по Дону, потом волоком перетащить струги на Волгу и затем спуститься вниз мимо царского города Астрахани, где стоял сильный гарнизон. В конце концов на поход решился только С.Разин.
Добравшись весной 1667 года до Волги, он напал на проходивший мимо караван и стал вожаком флотилии из 35 стругов с ватагой в тысячу человек. Ему без особых проблем по укромному волжскому протоку удалось обойти Астрахань, а посланную вдогонку команду разбить в бою.
С.Разин со товарищи прошелся по северной части Каспия, грабя прибрежные поселения и набирая в свою ватагу все новых беглых и пожелавших стать разбойниками царевых людей. Рассчитывать на добычу зимой не приходилось, так что Стенька захватил Яицкий городок. Там он потихоньку продавал награбленное за пиратский сезон, отдыхал и набирался сил для похода в богатую Персию. Узнав об успехах Разина и богатой добыче, в Яицкий городок потянулись и казаки с Дона. Так что к весне ватага Стеньки представляла собой уже значительную силу — 6 тыс. человек.
Весной 1668 года флотилия С.Разина беспрепятственно вышла в открытое море. Власти в Москве были прекрасно осведомлены о планах Стеньки, но не стали ему мешать. Возможно, дело было в том, что окружение царя Алексея Михайловича хотело, чтобы шах вновь обратился за помощью к Москве. Кроме того, у государевых людей на Каспии не было в достаточном количестве ни судов, ни войск. Вдобавок, возможно, чиновники просто хотели по окончании набега перераспределить награбленное Стенькой в свою пользу.
Первой целью ватаги стали земли на территории нынешнего Дагестана.
«Казаки, — писал историк Николай Костомаров, — напали на Тарки, но не могли взять их. Они три дня грабили их окрестности и отправились к Дербенту. Здесь был главный приморский рынок для торговли невольниками. Дербент разделялся на три части: верхний город, укрепленный высокою и толстою стеною, удержался; но низменную часть казаки так разорили, что чрез два года потом она представляла безлюдную и безобразную груду развалин.
Весь берег от Дербента до Баку был страшно опустошен. Казаки сжигали села, деревни, замучивали жителей, дуванили (от слова «дуван» — то, что добыто, захвачено. — Прим. ред.) их имущество. Жители не предвидели этой беды и разбегались. Казакам легко доставалась добыча: погромив город Шабран, они со стороны жителей встретили такой ничтожный отпор, что сами потеряли только тринадцать человек. Плавая вдоль берега, налетом они наскакивали на поселения, делали свое дело и опять бросались на суда. Так достигли они Баку, и здесь им удалось разорить посад, перебить много жителей, разграбить имущество, набрать пленных и потерять не более семи человек убитыми и двух ранеными.
В июле они до стигли Гилянского залива. Здесь узнали, что близ города Раша (или Решта) их готова встретить вооруженная сила. Стенька пустился на хитрость. Он вступил в переговоры с персиянами: «Вы напрасно хотите с нами драться, — говорили казаки.— Мы убежали от московского государя и пришли в вашу землю просить его величество шаха принять нас под высокую руку в подданство. Мы слышали, что в персидских землях все пользуются справедливостью и мудростью правления; мы хотим отправить в Испагань наших послов просить шаха отвести нам землю для поселения».
Стеньке, правда, не удалось надолго усыпить бдительность персов, которые напали на него и едва не убили, но казаки защитили атамана и унесли на корабль. После чего поход и грабежи начались с новой силой. В некоторых местах С.Разин высаживался на берег с небольшой охраной и убеждал жителей, что собирается всего лишь торговать с ними. И действительно начинал продавать награбленное по сказочно низким ценам. Но как только на берегу собирались все жители города, в дело вступали остальные пираты, и разинцы получали много нового добра и пленных, которых они затем продавали как невольников.
К зиме 1668 года Стенька чувствовал себя полновластным хозяином Каспийского моря. Он с комфортом устроился зимовать на островах, где стояли прекрасные шахские дворцы. При этом его никто особо и не беспокоил. Послы С.Разина убеждали шаха, что атаман вместе со всей ватагой хочет служить ему. Так что шах, у которого «воины как ангелы», всерьез задумался о том, чтобы принять на службу 6 тыс. воинов-бандитов и не трогал стенькину вольницу. Когда же стало очевидно, что пираты собираются служить только собственной выгоде, шах начал собирать силы для их уничтожения.
«Было семьдесят судов, — писал Н.Костомаров, — в них, по известию современников, было 3700 или 4000 персиян и наемных горных черкес. Начальствовал над ними астаранский Менеды-хан. С ним в походе был сын его и красавица дочь. Завязалась кровопролитная битва. Закатисто стреляли казаки врагов своих; потоплены и взяты персидские сандали, как назывались эти легкие суда; только три струга убежали с несчастным ханом; но казаки полонили его сына, Шабынь-Дебея, и красавицу сестру его. Стенька взял себе в наложницы персиянку».
Битва была выиграна, но С.Разин понимал, что теперь-то шах возьмется за него всерьез, и решил убраться восвояси. Проскочить с морскими стругами и богатой добычей мимо Астрахани по протокам оказалось невозможно, и потому атаману пришлось договариваться с астраханским воеводой о пропуске на Дон. Разин не был бы Разиным, если бы не пошел на хитрость и в этот раз. Он отправил посольство и к московскому царю с уверениями в том, что хочет верно ему служить и даже согласен отдать награбленное в государеву казну. Но в царской грамоте астраханскому воеводе чиновники то ли по забывчивости, то ли за взятку забыли указать, на каких условиях передается добыча. И Стенька стал настаивать на том, что добро должно быть у него выкуплено. С крайней неохотой отдал он знатных персидских пленников, а свою наложницу-персиянку, как гласит легенда, утопил, чтобы не досталась никому.
Разоружение ватаги Стеньки тоже шло непросто. Он отдал властям только тяжелые пушки, а легкие оставил для будущих разбоев, которые не заставили себя ждать. Пока шли переговоры, С.Разин перехватил и ограбил два персидских судна, на которых везли коней и прочие ценности в подарок царю от шаха. Этот случай тоже стал поводом для споров и распрей. Но как только Стеньке удалось выменять у воеводы часть своих тяжелых морских стругов на легкие речные, он прорвался на Волгу и был таков.
В следующий свой пиратский поход он пошел не вниз по Волге на Каспий, а вверх — в русские земли. Как обычно, к нему присоединялась масса народа, и бандитская вылазка стала именоваться крестьянским восстанием. Это было уже очень серьезно, поэтому власти не стали церемониться с разбойником и казнили его.
Туркменская вольница
Во времена Петра Алексеевича — сына тишайшего царя — на Каспии был наведен «военно-морской порядок», после чего пиратство сошло на нет. Боевые корабли догоняли и расстреливали посудины морских разбойников. Но уже через десяток лет после смерти первого русского императора, в 1735 году, когда на его каспийскую флотилию перестали давать средства из казны и она начала приходить в негодность, на Каспии вновь появились пираты. Персидские власти умоляли российское правительство принять меры против распоясавшихся русско-туркменских банд, нападавших с островов на проходившие мимо торговые суда.
Новый всплеск пиратства последовал в начале XIX века, когда во время русско-персидских столкновений туркмены на легких лодках начали нападать на прибрежные персидские поселения и разорять их, угоняя пленных и скот. И эта туркменская вольница продолжалась еще долгие годы.
«В 1843-м, — писал русский чиновник Н.Зедлиц, — для обеспечения интересов русских подданных (бакинских и астраханских татар), давно уже занимавшихся здесь деятельным каботажным судоходством и постоянно подвергавшихся хищническим набегам со стороны туркмен, морская станция, находившаяся до того на острове Саре, около Ленкорани, была переведена на остров Ашур, лежащий при входе в Астрабадский залив».
На этом персидском острове русские военные моряки проверяли отправлявшихся в Персию туркмен, выписывали им паспорта и отбирали оружие. Правда, как писали современники, туркмены все равно умудрялись спрятать ружья и пусть и в ограниченных масштабах продолжали свою деятельность. Окончательно она прекратилась только с появлением пароходов, догнать которые туркменские лодки не могли. Примерно в то же время, в последней четверти XIX века, исчезли и пираты на Волге. Последними флибустьерами на Каспии были мелкие жулики, промышлявшие по ночам в портах: они бесшумно подходили к судам на небольших лодках, забирались на борт и воровали тот груз, который могли увезти на своих посудинах. Но это уже были не пираты, а воры.
Автор: Евгений Жирнов
-
-
10.10.2009 в 20:11